Звездный десант [= Звездные рейнджеры; Звездная пехота; Космический десант; Солдаты космоса] - Роберт Хайнлайн

Я был плотно пристегнут к креслу — лоб, живот, голени, — но дрожал пуще прежнего.

Когда отделяешься от корабля, становится легче. Сначала сидишь в кромешной темноте, замотанный, как мумия, так что едва дышишь — для того, чтобы снять последствия ускорения. Сидишь и знаешь только то, что в капсуле вокруг тебя азот и шлем снимать нельзя (хотя и при всем желании ты не смог бы этого сделать). Знаешь, что отсек отстрела забит такими же капсулами, и если по кораблю вдарят, то тебе останется только молиться и спокойно помирать. Не в силах двинуться с места, будешь бесконечно дожидаться в темноте смерти и думать, что все про тебя забыли… Будешь вертеться на орбите в развороченной скорлупе корабля, мертвой скорлупе, и наконец получишь свое, не в силах двинуться, чувствуя только, как удушье сдавливает горло. Или корабль сойдет с орбиты, и ты получишь свое внизу, если не сгоришь на пути к планете.

Потом сработала программа, капсулы были отстрелены, и я перестал дрожать. Когда кораблем управляет женщина, не жди никакого комфорта. Синяки обеспечены где только возможно. Да, я знаю, что они лучше справляются с работой пилота, чем мужчины, у них более быстрая реакция. В бою это важно, так как повышает твои шансы, равно как и шансы самих пилотов. Но они мало чем могут помочь, когда на ваш хребет наваливается тяжесть, в десять раз превосходящая обычный ваш вес.

Хотя я должен отметить, что капитан Деладрие свое дело знала. Я даже не почувствовал, когда «Роджер Янг» перестал тормозить. Прозвучала ее команда:

— Центральный отсек… отстрел! — И два звучных хлопка: бум! бум! Это Джелли и сержант отряда отделились от корабля. И тут же: — Отсеки левого и правого борта — автоматический отстрел!

Бум! И капсула дергается и передвигается на новое место. Бум! И она дергается снова, как патрон в магазине старинного автоматического оружия.

Что ж, так оно на самом деле и есть… только вместо стволов длинные туннели отсеков космического военного крейсера, а каждый патрон — капсула с десантником в полном боевом снаряжении.

Бум! Я всегда был номером третьим и покидал корабль одним из первых.

Теперь же я был «крайним Чарли» — замыкал выброс трех групп. С непривычки ожидание казалось долгим, хотя каждую секунду отстреливалось по капсуле. Я стал считать хлопки. Двенадцать. Тринадцать. Бум! Четырнадцать — странный звук — это пошла пустая, в которой должен был быть Дженкинс. Бум!..

Что-то клацнуло: мой черед, моя капсула в камере отстрела. И наконец А-А, М-М! — взрыв, сила которого заставляет вспомнить маневр торможения нашего капитана как детскую ласку. И тут же неожиданно все ощущения пропадают. Пустота. Ни звуков, ни давления, ни веса. Парение в темноте… свободное падение, примерная высота — тридцать миль. Атмосферы как таковой еще нет, плавно падаешь навстречу планете, на которой никогда не был. Но дрожь прошла: ожидание кончилось. Когда ты отделился, особенно плохо тебе уже не будет: случись беда, все произойдет так быстро, что получишь свое, не успев ничего заметить.

Я почувствовал вибрацию и раскачивание капсулы, вес возвращался быстро, и вскоре мне стало совсем хорошо (нам сказали, что сила тяжести на планете будет чуть меньше земной). Все это означало, что капсула вошла в атмосферу. Пилот, если он артист, мастер своего дела (а наш капитан такой и была), должен производить маневр торможения и отстрела капсул таким образом, чтобы их скорость совпадала со скоростью вращения планеты. От этого зависит, насколько точным будет приземление. Неуклюжий пилот может так разбросать капсулы, что десанту будет очень трудно собраться, восстановить строй и выполнить свою задачу. Десантник чего-либо стоит тогда, когда его точно выводят на цель. Я подумал, что в нашем деле пилот не менее важен, чем сам десантник.

По тому, как плавно моя капсула вошла в атмосферу, я мог судить: капитан положила нас с почти нулевым боковым вектором — об этом можно только мечтать. Я почувствовал себя счастливым не только потому, что мы придем точно к цели в нужное время, но и потому, что нам выпало работать с таким капитаном.

Внешняя оболочка капсулы прогорела и отвалилась. Атмосфера начала тут же разъедать вторую оболочку, качка и тряска усилились, потом стали еще сильнее — вторая оболочка прогорела и отвалилась по кускам. Одна из тех уловок, которые позволяют десантнику, летящему в капсуле, надеяться дожить до пенсии. Куски оболочки, которые отваливаются от капсулы, не только тормозят падение, но и наполняют небо бессчетным количеством целей, способным сбить с толку любой радар — каждая из них может быть десантником, бомбой или чем-нибудь еще. Этих кусков достаточно, чтобы свести с ума любой баллистический компьютер, — и сводят.

Для пущей забавы с корабля выпускается целая куча фальшивых яиц-капсул сразу после выброса десанта, и эти фальшивки летят быстрее наших капсул, потому что оболочек не сбрасывают. Они достигают поверхности планеты, взрываются, отвлекают внимание, расчищают площадку — короче, прибавляют дел комитету по организации встречи на планете.

В то же время радиосвязь корабля, игнорируя всякий радарный шум, намертво привязана к направленному сигналу командира корабля. Компьютеры корабля рассчитывают твою ближайшую задачу.

Когда вторая оболочка отлетела, из третьей был автоматически выброшен первый ленточный парашют. Он работал недолго, да и не был рассчитан на это: один чувствительный, мощный рывок — и парашют летит своей дорогой, я своей.

Второй парашют работал чуть дольше, а третий уже довольно длительное время. Я увидел, что внутри капсулы начинает подниматься температура, и начал думать о приземлении.

Третья оболочка отлетела, когда до конца отработал третий парашют, и теперь вокруг меня не было ничего, кроме бронескафандра и пластикового яйца, внутри которого я все еще был привязан. Наступило время решать, где и когда я буду приземляться. Не двигая руками (я не мог), пальцем включил экран ближнего видения и, когда он засветился чуть выше моих глаз на внутренней поверхности шлема, начал считывать данные.

Миля плюс восемьдесят метров. Немного ближе, чем я люблю, особенно в отсутствие компании. Яйцо теперь падало с постоянной скоростью, и не было никакого смысла оставаться внутри. Однако температура на поверхности яйца показывала, что автоматически оно откроется еще не скоро. Поэтому другим пальцем я нажал на кнопку, освобождавшую меня немедленно.

Первая часть программы отрезала ремни, которые меня опутывали. Вторая взорвала окружающий меня пластик, и он стал падать, расколовшись на восемь частей. Я был на свободе, «сидел» на воздухе и видел все своими глазами!

Меня согревала мысль, что оболочка пластикового яйца покрыта тонким слоем металла и каждый кусок ее выглядит на экране радара точно так же, как десантник в бронескафандре. Тому, кто обрабатывал данные радара — будь это живое существо или компьютер, — предстояла неприятная задача: решить, какой из девяти объектов является десантником, не говоря уже о тысячах кусков и обломков, летящих на расстоянии нескольких миль вокруг. При подготовке десантнику обязательно дают поглядеть — и своими глазами, и на экране радара, — в какое замешательство приводит выброс десанта силы обороны на земле: уж больно беззащитным и словно раздетым чувствуешь себя, когда кувыркаешься вот так в воздухе без скорлупы. Можно легко впасть в панику, открыть парашют слишком рано и превратиться, как у нас говорят, в сидящую утку. Или вообще не открыть парашют и сломать ноги, позвоночник или проломить череп.

Я вытянулся, распрямился и огляделся вокруг. Потом сложился и снова выпрямился теперь уже в позиции «ныряющий лебедь», лицом вниз, и попытался получше рассмотреть, что там подо мной. На планете, как и планировалось, была ночь, но инфравидение, если к нему привыкаешь, дает вполне четкую картину. Река, по диагонали пересекавшая город, была прямо подо мной. Она стремительно приближалась, сияя, так как температура воды была выше, чем земли. Мне было все равно, на какой берег приземляться, лишь бы не в воду: это бы сильно затормозило дело.

Сбоку, по правую руку, примерно на моей высоте. мелькнула вспышка.

Кто-то из не очень дружелюбных туземцев, засевших внизу, кажется, сжег кусок оболочки моего яйца. Не медля я выбросил первый парашют — только для того, чтобы как можно скорее исчезнуть из поля зрения радара, если они начнут кучно обстреливать выбранный кусок неба. Я быстро пришел в себя после рывка и еще секунд двадцать плыл на парашюте вниз, а потом отбросил его, не желая привлекать внимание. Должно быть, все это сработало. Меня не сожгли. Примерно на высоте шестисот футов я открыл второй парашют… затем заметил, что меня несет прямо в реку и что на высоте примерно в сто футов я пролечу над чем-то вроде склада — строением с плоской крышей, стоящим у реки… Я отбросил парашют и с помощью реактивных двигателей скафандра приземлился на крышу склада. Первое, что я сделал, попробовал запеленговать сигнал нашего сержанта Джелала.